Ранняя весна вступала в свои права. Солнце щедро раздавало авансы, обещая теплую весну и жаркое лето, пронизывая лес лучами. Слабый ветерок дарил аромат молодой, едва распустившейся и клейкой еще листвы. Сумасшедшие дятлы сыпали дробью. В промежутках лес оглашался трелями других солистов птичьего хора. Меж подлеска пробирался зеленокожий гоблин-охотник. Охотника звали Бука, имя, не отличающееся необычностью или изобретательностью даже по меркам гоблинов. Мастер в каверзах и пакостях, бывал он не раз бит соплеменниками в мирное время и восхваляем в час войны. Среднего для гоблинов роста, то есть немного ниже, чем человек или эльф, но крепкого сложения. Жесткие черные волосы были собраны в хвост на макушке и завязаны кожаной ленточкой.

Силуэт движущегося охотника, одетого в сшитый из шкур хар, растворялся на фоне деревьев. Хар – особое изобретение гоблинов, ошибочно считающихся тугодумами. Шьется всеми мужчинами племени, за исключением того, кто должен будет его носить. Вождь особо указывает, как он должен быть сшит и как разукрашен. Внешне бесформенный, хар весьма удобен, особенно в лесу. Гоблин внимательно рассматривал траву, ветки кустов и деревьев. Он искал примятости травы, листья с которых роса была сбита, задетые в движении ветви.

Сегодня утром Бука должен был встретиться со своим другом. Встреча не состоялась, и охотник отправился на поиски. Когда тени начали снова удлиняться, кто-то схватил Буку за шею и утащил в кусты.

– Тихо! – схвативший прошипел в ухо.

– Ты чего сюда приперся?

По голосу Бука узнал своего друга, гоблина по имени Визуалист. Это был Тот Еще Гоблин. Гоблин-мечтатель. Художник по натуре. В глазу монокль. Необычно высок, для гоблинов естественно, узок в плечах и в животе. Задумчив. Вынослив и ловок. Силы средней, но из-за задумчивости, случалось, был бит и более слабым противником. Из племени не изгонялся только за выдающийся ум. Про таких говорят "стреляет редко, да метко". Соплеменники, однако, его не любят, скорее терпят.

- Тебя, дурня, ищу! - зашипел в ответ Бука.

- Мы договаривались встретиться. По важному, между прочим, делу!

- Тихо ты, девчонку спугнешь.

- Какую девчонку?!

- Глаза разуй! – Визуалист указал рукой куда-то в сторону,

- вон прется через лес.

Невдалеке действительно шла девушка. Она не была гоблинкой. Цвет кожи однозначно определял отсутствие родства с этой почтенной расой. В принципе, присутствие в исконном гоблинском лесу чужака весьма можно сказать необычное явление. Возможно, она была человеком, а может эльфом, на расстоянии трудно определить точнее.

Особая ненависть гоблинов к эльфам и их чутье на представителей расы остроухих не более чем бабушкины сказки.

- Бука, подойдем к ней ближе. Она идет так, словно ничего перед собой не видит.

- Может она слепая?

- Большие деревья все же огибает, а по тропинке не идет, наверно… - что наверно Визуалист договорить не успел. Бука закрыл ему рот ладонью.

- Ты последи за ней, а я приведу Знахарку.

Вскоре Бука снова появился из-за деревьев. Следом быстрым шагом шла старая гоблинка. Ее платье было сшито из домотанного холста и расшито желтым, синим и зеленым бисером, на голову был накинут платок, а седые волосы сплетены в две косы и перевязаны кожаными лентами, в волосы были вплетены красные бусины.

- Это что ли ваше чудо? – спросила Знахарка, едва увидев бредущую девушку. Бука закивал.

- Ага, она самая, где ее только Визуалист выкопал… это чудо… сам не знаю.

- Визуалист все правильно сделал, случись чего в нашем лесу с человеком, снова поссоримся с людьми, снова воевать придется.

Знахарка быстрым шагом догнала девушку и стала перед ней.

- Дочка, что ж ты одна по лесу бродишь?- Посмотрела с прищуром.

- Да ты никак к Серебряному озеру идешь? К Старому Камню? Девушка невидяще смотрела на нее.

- То есть, по-вашему, к Девичьему Камню?

Девушка вдруг зарыдала беззвучно. Знахарка притянула девушку к себе, обняла ее и зашептала в ухо.

- Ты лучше поплачь, поплачь и тебе легче станет, все обиды выплачь, да пойдем ко мне. – Старая гоблинка махнула рукой Буке,

- Забирай Визуалиста и идите в мою хижину, Там меня ждите.

Бука схватил Визуалиста за руку и потащил вглубь леса. Уже отойдя на приличное расстояние, он решился спросить друга.

- А что это за Девичий Камень?

- Я точно не знаю, но Знахарка когда-то рассказывала… у людей бывает так… не помню точно… в общем, когда парень обманывает девушку, то она считается опозоренной и, бывает, топиться у этого камня.

Бука ошарашено глянул в глаза друга.

- Как это обманет? Возьмет, что ли вещь и не вернет?

-Да я не знаю, я Знахарку спрашивал, она говорит, мол, у нас такого не бывает и говорит, мол, не забивай себе голову лишним.

*  *  *

Луна отражалась в водах пруда. Огромный меллорн качал ветвями. Светлячки кружили подле ветвей. Переливы флейты доносились отовсюду. У подножия меллорна стояла эльфийка. Ее фигура казалась белым призраком на воне темной воды пруда. Мелодия стихла. Из-за ствола огромного дерева вышел эльф, одетый в темные штаны, белую полотняную рубаху и подпоясанный алым широким шарфом. Светлые волосы, густые, ниспадающие на плечи, не могли скрыть острые уши. В руках он нес флейту.

- Ты пришла.

- Я не могла не прийти. Сыграй еще.

Мелодия вновь полилась над лесом. Ветер стих прислушиваясь к звукам флейты, меллорн перестал шелестеть, а пруд ласково касался ног прекрасной эльфийки. В мелодию эльф вплел свою любовь, тоску былой разлуки, радость свидания, печаль будущего расставания и надежду на новую встречу.

Эльфийка, закрыв глаза, внимала песне.

- Ты действительно влюблен в меня.

- О нет, прекраснейшая, я не влюблен, я люблю тебя.

- Нам с тобой не одна сотня лет. Ты умудрен жизнью не менее чем я.

- Да прекраснейшая, но согласись, несмотря на нашу умудренность, несмотря на груз прожитых лет, я ценю любовь. И ты, так же как и я, хочешь испытать это чувство. Несмотря ни на что. И опыт наш всего-навсего горькая приправа призванная подчеркнуть сладость любви.

- И все же это влюбленность мой друг, только лишь влюбленность, со всей присущей скоротечной влюбленности страстью.

- О нет, прекраснейшая, это любовь, это та любовь что вечна. Ибо нет ничего кроме любви, жизнь без нее пуста.

Эльфийка двумя руками собрала пышные волосы в пышный хвост. Выгнув спину и запрокинув голову, она походила на кошку.

- Любовь… а что же верность?

Эльф промолчал. Он сидел у ног эльфийки и всматривался в воды пруда, в лунный диск, отражающийся в воде. Потом он обхватил эльфийку рукой и прижал голову к ее бедрам. Потом снова взял флейту и заиграл. Потом мелодия стихла.

- Верность, моя любовь, удел недолговечных рас, нам, эльфам, говорить о верности нет смысла.

- А как же любовь эльфа к женщине-неэльфийке?

- Это только влюбленность, низкая страсть. На что может рассчитывать игрушка? Лишь на короткую, по нашим меркам, привязанность. Эльфийка засмеялась, упала на колени и прильнула губами к губам возлюбленного.

*  *  *

Старый Радэк, хозяин трактира, слыл человеком широких взглядов. Он весьма терпимо относился к представителям нелюдских рас. Попросту говоря, он считал, что золото гоблинов ничем не хуже золота эльфов или людей. А поэтому его трактир никому не отказывал в угощении. Лишь бы платили справно. Столы в трактире стояли вдоль трех стен, возле четвертой был сложен очаг. На стенах висели облезлые звериные шкуры и кабаньи головы.

Гости сидели за столами, слуги появлялись и исчезали в дверях возле очага с подносами и кувшинами. Хозяин, казалось, присутствовал в нескольких местах сразу: приветствовал каждого нового посетителя, раздавал подзатыльники нерадивым поварятам, цедил из бочки дорогое вино и шутил с постоянными клиентами.

Посетители кучковались компаниями за разными столами. Наибольшая из таких компаний сидела возле очага и состояла из представителей «светлых» рас, то есть в нее входило около десятка людей, пять или шесть гномов и пара эльфов. Визуалист сидел в дальнем от очага углу и пил с Букой темное пиво. Временами он смотрел исподлобья на людей и эльфов, содрогался, хмурился и прикладывался к кружке. Да так хорошо прикладывался, что приходилось наливать еще.

Бука посматривал на друга и мелкими глотками потягивал пиво прямо из кувшина.

- Я тут выяснял по поводу Девичьего Камня, это весьма редко случается у людей.

- Ну и что, что редко!? Как он, этот хлыщ, мог так поступить? Они же «светлые», они же кичатся своим благородством! Бука махнул рукой.

- Ой, мало ли кто что говорит. Ну не все же одинаковые. Мой друг Летописец так бы никогда не поступил. Визуалист пожал плечами.

- Ну, он старик уже, куда ему девушкам голову дурить, монах к тому же.

- Мне кажется, что ты не прав. Я, конечно, не могу доказать, но думаю, что сейчас ты говоришь точно как люди, считающие всех гоблинов грязными, злобными и тупыми зверьми. Кроме того, Знахарка говорит точно так же, как и я. А она-то хорошо знает и нас и их.

- Ладно, давай просто пива попьем. И гори оно все синим пламенем.

- Наливай! Компания возле очага слушала рассказ одного из эльфов.

- …закрутить с ними романчик весьма просто. Любовь вспыхивает как свеча, стоит только с умом подойти к делу. А от комплиментов тают как воск, и делай с ними что хочешь. Неопытность в любви придает особый вкус и приятность… ну вы понимаете чему. – Эльф усмехнулся и продолжил.

– Свежесть розы и абсолютное отсутствие шипов. А когда лепестки увянут, всегда можно срезать для ложа новый цветок.

Один из гномов почесал затылок.

- Что за привычка у вас, у эльфов даже в туалете спрашивать занято или нет стихами и цветастыми выражениями. Голова пухнет. Ты проще скажи.

Эльфы переглянулись.

- Можно и проще. Друг Умбриэль хочет сказать, что легко можно соблазнить…

- … я сам скажу. Могу даже на примере. Мне тут стало несколько скучно, а дочь кузнеца оказалась весьма недурна собой. Увлечь ее было весьма простым делом. Пара комплиментов, заверение в вечной любви и… короче говоря, она оказалась весьма пылкой особой... пылкой в постели, я имею в виду. Правда она мне быстро наскучила. Тем более вернулась моя невеста, девушка из благородной эльфийской семьи. Они не очень хорошо смотрят на… скажем так… такие шалости. Но эту проблему я быстро решил.

Никто из сидящих за столом не успел заметить, как возле говорившего возникла фигура гоблина.

- Ты подлец.

Гоблин коротко размахнулся и ударил эльфа кружкой зажатой в руке. Гоблина тут же схватило несколько человек.

Эльф поднялся с пола, держась за опухшее ухо.

- Я не буду отвечать тем же, я не буду звать стражу. По древнему праву я вызову этого наглеца на поединок. Завтра. На площади перед ратушей. А если он не придет, то покроет весь род гоблинов позором. Правда я и так считаю их грязью на наших сапогах. А теперь выкиньте его. А то здесь воняет.

Летописец был стар. Девяносто два года, шутка ли? Кому сказать, не поверит. Вероятно, он был самым старым монахом ордена. Многие считали его добровольное самозаточение в глуши откровенной глупостью, но сам Летописец знал, как раз пребывание в глуши позволило ему дожить до столь солидного возраста. Старая келья едва вмещала шкаф, кровать и стол заваленный свитками и пергаментами. Чернильница соседствовала с кувшином. В кувшине еще оставалось вино. Свеча сгорела наполовину. Ее света как раз хватало на освещение кельи, в ее свете была видна паутина на столе и трещины в стенах.

Сегодня у Летописца был гость.

- Я, конечно, понимаю тебя Бука. Тебя история обманутой девушки шокирует. У вас просто невозможно такое отношение к девушке. Но и у нас, у людей это весьма редко. Хотя в семье не без урода. Благородные эльфы… они-то благородны, да только помнить следует, и среди остроухих встречаются подлецы. Все из-за предрассудков.

Бука поерзал на стуле.

- Так что ты скажешь? Дуэль-то завтра.

Летописец открыл шкаф, постоял, снова закрыл.

- Бретер твой эльф. Дуэлянт отменный. Шансов у друга твоего почти что ничего. Эльф спатой владеет мастерски. Я сейчас пером хуже владею.

– Старик задумчиво покачал головой.

– В молодости я боец был не из последних. Знаю что говорю. Если ничего не придумаем, то Визуалисту завтрашнего поединка не пережить. Летописец сел на кровать и продолжил.

- А расскажи-ка мне про ваши, гоблинские обычаи, у вас есть вроде такая вещь, ритуальная схватка?

- Есть, но мы же не на мечах бьемся, у нас дуэльные дубинки есть.

Летописец взял себя за подбородок и закрыл глаза.

- Дубинки говоришь… и как друг твой с этими дубинками обращается?

- Не лучший конечно, но в первую десятку входит. Когда не зевает, то и вождя вспотеть заставит.

- Может это и выход. Вот что, друг Бука, беги-ка ты в ваше поселение, к вождю и возьми у него пару ритуальных дубинок. Если спросит зачем, вначале передай привет от меня и скажи, решается, мол, вопрос чести.

Когда дверь закрылась за Гоблином, Летописец сел за стол, взял в руки перо и обмакнул в чернила. На миг перо задержалось над пергаментом, и, подумав, заскрипело, выписывая строчки. «…Иногда мне кажется, Бог забыл своих детей. Предоставил нас самим себе. И мы скатываемся в бездну порока. Но может еще есть надежда для всех нас…»

Предзакатное солнце осветило площадь. Казалось, весь город собрался посмотреть, как будет наказан наглый гоблин, отродье тьмы, поднявшее руку на светлого эльфа. Лишь в центре площади оставалось свободное место. Свободный пятачок незримо делился на две части. В одной половине располагались эльф и его два секунданта.

На другой половине стоял Визуалист и гном-оружейник, согласившийся стать секундантом по просьбе Летописца.

Сам Летописец стоял на незримой черте, разделявшей дуэлянтов, и ждал появления Буки, второго секунданта. Как только тень от шпиля коснется его ног, дуэль начнется. Если Бука не появится до этого момента, Визуалист погибнет.

Казалось, Летописец слышит, как медленно, но верно истекают секунды. Казалось, шорох, с каким тень от шпиля приближалась к ногам, перекрывает шум толпы. Казалось, он никогда не увидит друга-гоблина. Толпа брезгливо расступилась, выпустив в круг зеленокожего гоблина.

- Я принес, - сказал Бука, показывая Летописцу сверток.

Летописец облегченно вздохнул и зашептал.

- Выйди в круг и скажи, как я тебя учил. Бука вышел в центр круга.

- По праву древнего кодекса и освященному временем обычаю, сторона, вызванная на смертный бой, имеет право выбора оружия.

Эльф скривился в подобии улыбки. Он не ожидал, что древний обычай известен грязным гоблинам.

- Ваше право. Что выбирает мой соперник? Спата, ножи или сабля? Бука поднял сверток.

- Он выбирает дуэльные дубинки.

Эльф явно не ожидал подобного поворота. Но отступить не мог. Толпа зашумела. Некоторые даже стали делать ставки.

- Я согласен, - прокричал эльф.

Длина рук и рост в любом случае давали ему преимущество.

Бука развернул сверток. В ткань были завернуты две дубинки из железного дерева, с отполированными от частого применения рукоятями. Взяв одну в левую руку, а другую в правую, поднес к Летописцу. Летописец согласно обычаю поднял правую руку, а левую положил на дубинки.

- Они равные! После этого взял их из рук Буки и протянул дуэлянтам.

- Возьмите! И пусть боги укажут правого! Пусть оружие смоет оскорбление, если оно было нанесено намеренно. Передав оружие секундантам, Летописец стал на край круга, между купцом, торговавшим тканями, и молодым бронником. Секунданты встретились на меже, поклонились.

- Пусть бой будет честным. Развернувшись, каждый ушел на свою половину и вручил своему бойцу дуэльное оружие. После чего секунданты образовали квадрат, внутри которого и следовало биться дуэлянтам. Гоблин и эльф одновременно приблизились на расстояние четырех шагов.

Дуэль началась.

Вихрь ударов обрушился на Визуалиста. Эльф понадеялся на длину рук и врожденную ловкость и поначалу надежда оправдалась. Часть ударов Визуалисту удалось отбить, от части уклониться, но все же немалая толика достигла цели. Почти сразу бровь гоблина оказалась рассечена, левая рука повисла плетью, а над правым глазом начала расти шишка.

Несмотря на усталость, дубинка весила раза в два больше привычной спаты, бил эльф весьма болезненно, старался попасть по голове или поразить правую руку. Визуалист едва отбивал удары. Нанести же ответный удар ему никак не удавалось. У него оставался последний, возможно, шанс на победу.

Гоблин упал на землю, подкатился почти к самым ногам эльфа и без размаха, лишь кистью, нанес удар по… кхм… точнее сказать, между ног.

Эльф выпучил глаза и упал на колени. Гоблин поднялся и успел нанести еще пару ударов по шее эльфа и по голове.

Люди сорвались с места. Раздавались крики.

- Отродье тьмы будет убивать на наших глазах светлого, и мы позволим это?! Не бывать такому позору! Толпа окружила побитого эльфа. Какая-то девушка рыдала у него на груди. Буке показалось, это ее они встретили в лесу, про ее пылкость эльф рассказывал в таверне. Бука поднял с земли Визуалиста. Тот едва мог идти.

- Сейчас приведу тебя к Знахарке, она тебя вылечит.

- Ты видел?! Я победил в дуэли!

- Победил. А теперь идем домой. В городе нам делать нечего. Нельзя помочь тем, у кого нет чести и гордости.

- Это ты про что?

- Да так, ни про что. Идем.

Летописец молча смотрел, как уходят два гоблина. В солнечном свете казалось, их окружает огненно-золотое сияние.

Старый монах мысленно продолжил свою рукопись.

«…Иногда мне кажется, Бог забыл нас. А может мы забыли его? Мы катимся в бездну. Но… если даже тем, кого мы, гордо величающие себя светлыми, презрительно называем детьми Тьмы, не чужды понятия чести, добра, справедливости, благородства и прощения, то… может и у людей есть надежда? Может…»